До 1917 года

«Хмыров Михаил Дмитриевич родился 1-го сентября 1830 г.; воспитывался в Морском кадетском корпусе (который был тогда всего один). Выпущен в лейб-гвардии Измайловский полк прапорщиком, в 1848 г. Оставил военную службу в 1861 г. и с той поры доныне (1868 г.) бьет баклуши, состоя не у дел.

Начал печататься подневольно, написав, по приказанию кадетского начальства, «стихотворение» на случай 50-ти-летнего юбилея службы (и жизни) великого князя Михаила Павловича. Стихотворение это, без согласия и даже ведома автора, тиснуто в одной из книжек «Журнала Военно-Учебных заведений» за 1848 г.

Другое же «Стихотворение», названное 50-ти-летним юбилеем службы покойного императора Николая I в лейб-гвардии Измайловском полку и стяжавшее автору-прапорщику чин подпоручика («за отличие по службе») с подарком по этому чину (перстень, за который взято деньгами) напечатано в одном из тогдашних газетных изданий, но в каком именно, автор не помнит…»

Академик А.А. Куник в 1864 г. случайно приобрел у одного из букинистов (на Большой Садовой улице), для своей весьма богатой по истории библиотеки, очень любопытную рукопись. Эта тетрадь, в 4-ю долю сероватой бумаги, из семи листков, переплетенной в толстый кожаный переплет. Рукопись некогда принадлежала известному историку Д.Н. Бантышу-Каменскому, и заключает в себе: а) собственноручные заметки архимандрита Иосифа; б) записанное Бантыш-Каменским в Полтаве, в 1819 г., со слов архимандрита Иосифа, известие о пребывании этого лица в городке Горсензе, в Ютландии, при детях бывшей правительницы России Анны Леопольдовны; в) родословие ее фамилии и г) рисунок, собственноручно исполненный дочерью Анны Леопольдовны – принцессой Екатериной Антоновной...

«Бирон представляет собой тип, далеко не привлекательный, но во многих отношениях чрезвычайно своеобразный. В течение двадцати двух лет он находился безотлучно при императрице Анне Иоанновне (сперва в Митаве, потом в С.-Петербурге и Москве), и, по-своему, был лично ей предан. После кончины ее, он даже остался при теле в Летнем дворце и отложил до ее погребения, не только переезд свой в Зимний дворец, где помещался малолетний император Иоанн Антонович, но и приведение в исполнение замысла своего о свержении регентши Анны Леопольдовны. Когда он сам после 22-хдневного регентства попал в ссылку, продолжавшуюся 22 года, то, обращаясь оттуда с прошениями к императрице Елизавете Петровне, Бирон подписывался ее верноподданым. Между тем, он никогда не принимал российского подданства; напротив того, кичился пред русскими званием иностранца, ненавидел их и считал, пожалуй, не выше китайцев, - мнение, которым и теперь нас удостаивает большая часть полуобразованных немцев, именно надменностью отличающихся от истинно просвещенных…»

«Нашему генерал-майору Голенищеву-Кутузову. Усердная ваша служба и отличная храбрость, оказанная вами при взятии приступом города и крепости Измаила с истреблением бывшей там турецкой армии, при котором вы, командуя вверенной вам колонной, оказали новые опыты искусства и неустрашимости, преодолев под сильным огнем неприятельским все трудности, взошли на вал, овладели бастионом и когда превосходный неприятель принудил вас остановиться, вы, служа примером мужества, удержали место, превозмогли сильного неприятеля, утвердились в крепости и продолжали потом поражать врагов, учиняют вас достойным ордена нашего военного святого великомученика и Победоносца Георгия, на основании установления его. Мы вас кавалером ордена сего третьего класса всемилостивейше пожаловали, коего знаки повелеваем вам носить узаконенным порядком. Удостоверены мы совершенно, что вы получа сие со стороны нашей ободрение, потщитесь продолжением службы вашей, вящше удостоиться монаршего нашего благоволения.

В С.-Петербурге. Марта 25 дня 1791 г. Князь Потемкин-Таврический».

«…18 октября 1809 г. Граф Алексей Андреевич. Не безызвестно вам, что от почтового департамента издаваемы будут ведомости, под названием «Северная Почта» или «Новая С.-Петербургская Газета», над коими главный надзор поручил я в особенности товарищу министра внутренних дел, тайному советнику Козодавлеву. Главнейшая цель сего издания есть та, чтоб сообщая публике приличные обстоятельствам времени сведения, заслуживающие ее внимания, содержать всегда умы народные в том направлении, которое наиболее соответствует благонамеренным видам правительства…»

«Всемилостивый Государь! Я получил от графа Ливена до несение, что от принца регента было сделано в парламенте предложение с приглашением подать ему средства ко вспоможению и облегчению российских подданных, претерпевших разорение от неприятельского нашествия, что по сему поводу происходили обыкновенные прения, и что, наконец, оное предложение было принято и на сей предмет назначено до 200 000 фунтов стерлингов, кроме того, что могут привести подписки частных людей в Англии.

Граф Ливен, узнав о сем, отозвался, что он, не входя ни в какие объяснения, будет ли таковое предложение у нас принято, полагает однако же, что оный подвиг, как новое доказательство дружественного расположения, без сомнения, будет приятен для вашего величества.

О всех сих обстоятельствах сообщил мне также изустно лорд Катгарт, бывший у меня вчерась на конференции…»

«Во исполнение ваш. имп. вел.  высочайшего повеления, объявленного мне графом Аракчеевым и полученного мной 20 сего октября, о всеподданейшем поднесении вашему императорскому величеству сведений касаетльно великого урона, усмотренного в лифляндском казачьем полку, неупотребленном впрочем против неприятеля, счастье имею повергнуть к священным стопам вашего императорского величества исторические озложение обстоятельств с самого выезда моего из Митавы по составлению лифляндского ополчения и лифляндского казачьего полка, и по день расформирования оного бывших, с приложением документов, доказывающих усилия и средства употребления на тот конец, дабы ополчение и казачий полк никогда не достигнули предназначенной цели своей…»

«Два лета коварством и неограниченным властолюбием умышляемое нападение на империю нашу наконец действие свое восприяло, вторжением неприятия в границы наши и занятием Ковны сего 12 июня. Сим последним опытом вероломства и необузданного честолюбия Французского императора положен предел нашему долготерпению, и мы подъемлем чистотой намерений наших и миролюбием освященное оружие наше на отражение кровожаждущего супостата.

Всей Европе известны пожертвования наши миру; известны и тяжкие узы, кои мы добровольно на себя для сохранения оного возложили; известны и точность, с каковой мы, в уважение святости вообще принятых нами обязанностей, против воли сердца нашего, выдали Французскому императору вспомогательное войско наше во время войны его с Австрией. Но едва лишь содействием нашим пролитие человеческой крови в сей части Европы остановилось; едва торжественным договором водворились в странах, войной удрученных, тишина и порядок, как Французской император умышлял уже против существования оных, и мысленно размерял пространство времени, в которое способно ему будет бросить пламенники свои на Север и обольстить коварными предложениями легкомысленных людей той части бывшего народа Польского, которая познала истинное благодеяние тогда только, когда к империи нашей присоединилось…»

«…Господин статский советник Бахтин. Из прилагаемого при сем дошедшего до меня прошения и дополнительной к нему записки усмотрите вы описание злоупотреблений в городе Зубцов происходящих. Желая открыть их без огласки и с беспристрастием избрал я вас к сему поручению быв уверен, что исполните вы его со всем возможным успехом: для чего примите следующие наставления:

1) С вами отправится на место подавший мне сии бумаги ратман Некрасов. Прежде всего распорядитесь с ним так, чтобы получа от него нужные вам сведения, не обнаруживать его и нигде не выставлять как доносителя, ибо усердие его не заслуживает того, чтобы быть ему впоследствии ненавидимым и гонимым от местного начальства.

2) Прежде нежели огласится предмет вашего послания, проверьте лично указуемый им подлог в полицейском журнале, спросите свидетеля на коего он ссылается и им убедите писца перемену сию в действо производившего; узнайте какую точно имеет связь записанный подложно договор купца Пасохина с аттестатами от города данными и не сделан ли он к сокрытию его мнения на случай взыскания с откупщика Молокова, кому аттестаты сии доверены…»

«Весной 1905 года в Соликамске получен именной указ Петра Великого от 16 января того же года о бритии бород и перемене русского платья на немецкое. Долго размышлял воевода о том, как объявить горестную новость подчиненным и всему народу, а главное, как добиться, чтобы воля его царского величества не осталась неисполненной; наконец, решил – огласить закон в церкви, да тут же и покончить дело.

Дождавшись первого воскресенья, градоначальник шлет жителям Соликамска повестку явиться к обедне в собор: есть-де указ от двора государева такой, который должны выслушать все и после неведением его отнюдь себя не оправдывать. Граждане поспешили в храм. Когда богослужение было совершено, воевода велел всему народу приостановиться, сам всходит на амвон и громко прочитывает роковую бумагу за подписью «Петр»…»