Восстания

«…С некоторого времени носится слух о военном действии, предпринимаемом против Берлина. Какая его цель – неизвестно, но можно предполагать, что оно будет обращено против черни, делающий почти каждый вечер из Берлина арену всех своих неистовств. Надо надеяться, что цель эта будет легко достигнута помощью многочисленного и верного войска, нетерпеливо желающего отомстить за оскорбления и унижения, так мало им заслуженные.

Но когда этот факт совершится, какое будет дальнейшее действие правительства и что надо будет ему сделать, чтобы возвратить монархии бывшую ее силу и восстановить ее прошедшую власть?..»

«…Список с прошения старорусского военного поселения, округа 3-го карабинерного полка, присутствующего в полковом комитете священника села Коломны Ионанна Парвова 9 августа 1831 г.

ВО время происшедшего бунта в округе 3 карабинерского полка военных поселений против своих начальников и убиении оных, 13 ч. сего июля, с повода того, что я весьма часто по делам службы имел с оным начальством сношения, был равным образом жертвой сим зверообразным и немилосердным бунтовщикам; в три часа пополудни бунтовщики, схватив меня на берегу реки Ловати, били кольями без всякого милосердия. Обагренный кровью, лишенный всех чувств, был я стащен оными в дом свой, уже не имеющий ни одной оконницы, где, по битии замков с кладовой и сундуков моих, производился обыск какого-то яда; и, при каковом осмотре, я был под крепким караулом; потом виден был бунтовщиками из погоста в деревню Коломно, с тем мнением, чтобы лишить меня жизни, где привязав веревкой за ноги к перилам на улице близ канавы устроенным, вторительно били меня стягами и кольями жесточайшим образом, после чего отвели в деревню Остратово,в  которой спасена жизнь моя некоторыми из прихожан моих деревни Слугина и Остратово…»

«Из бумаг, собранных мною по истории пугачевщины несколько лет тому назад были напечатаны в Записках Академии Наук 1) бумаги Кара и Бибикова, и 2) часть переписки императрицы Екатерины II с графом П.И. Паниным. Малое распространение академического издания было причиной, что большая часть лиц, которые после того писали об этой эпохе, не воспользовались помянутыми документами. Содержание их не было принято к сведению даже при втором издании «Записок о жизни и службе А.И. Бибикова», появившемся в Москве в 1865 году…»

«В сентябре нас с братом повезли в Шлиссельбург: там мы пробыли до сентября 1827 года в заведении, подобном Алексеевскому равелину, ухудшенному отдаленностью от столицы и 30-летним управлением генерал-майора Плутанова, обратившего наконец это заведение в род аренды для себя и своих тюремщиков на счет желудков несчастных затворников, получавших едва гривну медью на дневной харч, когда положено было выдавать по 50 коп. ассигнациями…»

«Утром 27 ноября 1825 года, состоя на службе прапорщиком лейб-гвардии саперного батальона, вступил я в караул у шлиссельбургской заставы. Два дня уже носились в Петербурге тревожные слухи о тяжкой болезни, постигшей императора Александра I, в Таганроге, и все жители столицы, горячо любившие своего монарха, сердечно скорбели и усердно молились о сохранении драгоценных дней его. В 11 часов того же дня было отслужено, по этому случаю, молебствие, в Александро-Невской лавре, в присутствии государственных сановников и чинов военного и гражданского ведомств. В 6 часов пополудни, старший караульный унтер-офицер донес мне, что отправленный в батальонную канцелярию, за паролем, унтер-офицер принес известие о кончине государя, в Таганроге, и объявил, что офицеры и нижние чины батальона оставшиеся от караула уже присягнули на казарменном двору императору Константину Павловичу…»

«…Сопричислен будучи, 1774 года в 4-й день августа, графом Петром Ивановичем Паниным к секретной комиссии, отправленной из Петербурга в низовый край по случаю возникшего в оном возмущения, предложил я завести журнальную тетрадку, чтобы вносить в оную и записывать все те происшествия, кои могут мне встретиться в пути моем, как для памяти, так и для любопытства. Не имея возможности в скорой дороге завсегда возить с собой чернильницу и перья для записи, большею частью употреблял я на то карандаш, в записной моей книжке хранящийся; но как только где останавливались на обед, то старался записанное карандашом поновлять чернилами, что и продолжалось во все время бытия моего при комиссии…»

«Известное происшествие в старо-Семеновском полку, 18-го октября 1820 г., оставило глубокий след в царствовании Александра I. Семеновским событием объясняется решительный поворот правительства того времени на путь крайней реакции. Отсюда понятно. Почему этот эпизод имеет важное значение для исследователя и новые о нем подробности имеют значение. Таковые подробности представляют записки полковника Ивана Федоровича Вадковского, бывшего в 1820 году командиром 3-го, а потом 2-го батальона лейб-гвардии Семеновского полка.

Рассказ  Вадковского озаглавлен в подлиннике «оправдательная статья», и действительно, кроме довольно подробного изложения событий 18-го октября и последующих дней 1820 года, он заключает в себе оправдания автора против возведенных на него обвинений в нераспорядительности и проч. Во всяком случае, «оправдательная статья» Вадковского, вместе с напечатанными уже в «Русской Старине» рассказом очевидца, всесторонне разъясняют, так называемую, Семеновскую историю 1820 года»

«Донской казак Кондратий Афанасьевич Булавин в 1707 г. убил полковника князя Юрия Владимировича Долгорукого, посланного с командою на Дон для отыскания и высылки в прежние жилища беглых русских людей. Опасаясь последствий, Булавин бежал с Дона в Запорожье, откуда возвратился на Дон в 1708 году, принял начальство над казаками, которых успел взбунтовать «прелестными» письмами, взял Новочеркасск. Казнил атамана Лукьяна Максимова и пятерых старшин, был выбран в атаманы, намеревался взять Азов и соединиться с кубанскими казаками и крымским ханом. Деятельным распоряжением Петра I бунт, затеянный Булавиным, был прекращен в том же году. Булавин, сознавая невозможность бороться с государством и не желая быть выданным казаками, не сочувствовавшими восстанию, застрелился из пистолета 7 июля 1708 г.

I. Воззвания атамана Войска донского Кондратия Булавина.

1) К кубанским казакам

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь.

От донских атаманов молодцов, от Кондратия Афонасьевича Булавина и ото всего великого войска, рабом Божиим и искателем имени Господни, Кубанским казакам атаману Савелию Пахомовичу, или кто протчий атаманы обретаетца и всем атаманам-молодцам челобитие и поздравление…»

«В декабре 1773 года окрестные жители Мензелинска, как русские, так и иноверцы, возбужденные агентами Пугачева, подняли знамя мятежа, а оставшиеся верными законной императрице были беспощадно истреблены бунтовщиками. При таком положении дел жители Мензелинска, не имея возможности выезжать из города, претерпели нужду в сене и дровах.  – Положение города было тем опаснее, что во время осады Пугачевым Оренбурга большая часть из находившихся в Мензелинске 130 человек отставных солдат с одним обер-офицером была вывезена в Уфу, так что в Мензелинске остались только старики да малолетние, - одним словом неспособные взяться за оружие. Однако же и с этими ничтожными средствами для обороны жители Мензелинска храбро выдержали борьбу с бунтовщиками, которые с 23 по 25 декабря включительно подвергли город жестокому бомбардированию, что однако мало причинило вреда городу. Наконец 26 числа бунтовщики, как видно, раздраженные неудачей, решились во что бы то ни стало взять город приступом и разорить его до основания…»