До 1917 года

«Известное происшествие в старо-Семеновском полку, 18-го октября 1820 г., оставило глубокий след в царствовании Александра I. Семеновским событием объясняется решительный поворот правительства того времени на путь крайней реакции. Отсюда понятно. Почему этот эпизод имеет важное значение для исследователя и новые о нем подробности имеют значение. Таковые подробности представляют записки полковника Ивана Федоровича Вадковского, бывшего в 1820 году командиром 3-го, а потом 2-го батальона лейб-гвардии Семеновского полка.

Рассказ  Вадковского озаглавлен в подлиннике «оправдательная статья», и действительно, кроме довольно подробного изложения событий 18-го октября и последующих дней 1820 года, он заключает в себе оправдания автора против возведенных на него обвинений в нераспорядительности и проч. Во всяком случае, «оправдательная статья» Вадковского, вместе с напечатанными уже в «Русской Старине» рассказом очевидца, всесторонне разъясняют, так называемую, Семеновскую историю 1820 года»

«Из всех владений Средней Азии Хивинское ханство, по своему географическому положению близ наших окраин и в низовьях важнейшей водной артерии страны, всегда обращало на себя наибольшее наше внимание. Мы находились с ним в прямых сношениях, когда имели еще очень смутное понятие о Ташкенте или Самарканде. Начиная с XVII столетия, к Хиве направляются русские путешественники, большей частью в качестве дипломатических агентов (Хохлов – 1620 г., Федотов – 1669, Даутов – 1675, Беневени – 1725, Гладышев, Муравин и Назимов – 1740,  Рукавкин – 1753, Бланкеннагель – 1793, Муравьев – 1819, Никифоров – 1841, Данилевский и Базинер – 1842, Игнатьев и Бутаков – 1858 и проч.), и даже военные экспедиции (яицких казаков в начале XVII столетия, князя Александра Бековича Черкасского 1717 года, генерал-адъютанта Перовского 1839). А в 1847 году, заняв низовья Сыр-Дарьи и открыв плаванье по Аральскому морю, мы примкнули почти непосредственно к ее владениям.

Но вскоре, вследствие случайного обстоятельства, внимание наше обратилось совершенно в другую сторону. С 1853 года мы двинулись вверх по Сыр-Дарье и постепенно заняли значительные части Кокандского и Бухарского ханств с Ташкентом (1865) и Самаркандом (1868). Вслед за тем войска наши высадились у Красноводска и упрочились на восточном берегу Каспийского моря. Таким образом Хива, забытая на время, была обойдена с двух сторон. Он не потеряла, однако, для нас того значения, которое дает ей само географическое ее положение. Напротив, всякий раз, когда в среде ученых  обществ в литературе обсуждался вопрос о мерах к развитию нашей торговли в Средней Азии, постоянно высказывалась мысль о важности в этот отношении водного пути по Аму-Дарье, ключом которого служит Хивинское ханство…»

 «Автор «Записок» родился в 1805 году. В 1815 г. П.А.Каратыгин поступил в театральное училище. 1-го марта 1823 года вступил он на русскую сцену. 1-го марта 1873 года истекло 50 лет служения его искусству.

Петр Андреевич Каратыгин, принадлежа к семье, из которой вышло несколько крупных талантов, ознаменовал свою полувековую службу замечательной преданностью и любовью к искусству. Всегда хороший, умный актер – он был и остается чрезвычайно полезным артистом, несколько поколений зрителей встречают его в самых разнообразных ролях с полным удовольствием. Отличный знаток сцены, опытный наставник в драматическом искусстве. Петр Андреевич был руководителем бесчисленного множества любителей-актеров, устраивая домашние спектакли в царских чертогах, в учебных заведениях и семьях всех сословий петербургского населения….

Независимо от сего, Петр Андреевич служение свое театру ознаменовал обширною и притом вполне бескорыстною деятельностью на поприще драматического писателя. Первые опыты его в литературе относятся к 1821 году, то были пьески для домашних спектаклей в театральном училище, они вызвали одобрение А.С. Грибоедова. В 1830 году Каратыгин в первый  раз поставил свое произведение на сцену общественного театра и затем в течение сорока лет явилось из под его пера до ста пьес оригинальных, переводных и переделок иностранных пьес. Если не все они отличаются литературными достоинствами. То почти все дали превосходные роли знаменитым, первоклассным дарованиям русской сцены, каковы: Рязанцев, Дюр, Сосницкий, Мартынов, Максимов, Самойлов, Асенкова, сестры Самойловы и др.»

«В записках Храповицкого, изданных в 1862 году в «Чтениях Московского Общества истории и Древностей Российских» очень часто встречается слово «перелюстрация».

Перелюстрациею называлось чтение чужих писем и депеш, нарушение тайны писем. Ею заменялись отчасти газеты и телеграммы нынешнего времени. Она была важнейшим орудием при управлении делами, потому что при помощи ее правительство знало о положении дел и настроении умов, сколько в провинции, столько за границею, о расположении министров и государей европейских держав, о намерениях и действиях аккредитованных при русском дворе иностранных дипломатов.

В Петербурге, как видно из смысла, в котором употребляется это выражение в Записках Храповицкого, по крайней мере в 1787 и 1788 годах, было обыкновение доставлять императрице каждый раз, тотчас же по прибытии почты и до ее отправления письма известных лиц. «Перлюстрировать» такие письма было важнейшим занятием Екатерины и она часто, по поводу содержания таких документов, в беседе со своим секретарем, делала разного рода замечания. Письма и депеши, получаемые иностранными дипломатами от их правительств, были предметом особого внимания Екатерины. Большая часть заметок о перлюстрации относится к 1788 и 1789 годам. Очевидно, такие заметки состоят в соотношении со днями прибытия иностранной почты, приходящей раз или два в неделю…»

«Граф Федор Петрович Толстой принадлежит к той небольшой группе деятелей, которые составляют гордость и украшение русской аристократии, но аристократии не одной породы, а ума и таланта.

В продолжение почти семидесяти лет художническая деятельность графа Федора Петровича сделала его известным во всей Европе. Академии Художеств многих европейских держав имеют его в числе почетных своих членов. Маститый славный представитель русских художников – граф Федор Петрович, издавна пользуется глубочайшим уважением всех деятелей в области искусства и стяжал это благоговейное уважение своею не запятнанною, многолетнею, вполне труженическою жизнью.

Граф Федор Петрович – принадлежит к числу самоучек. До сих пор мы встречали самоучек, пролагающих себе путь в мире художеств или науки с низших ступеней. В графе Федоре Петровиче мы видим самоучку, смело направившегося в храм искусства с высших ступеней русского общества.

В самом деле, его происхождение, родственные и другие связи, предрассудки и другие предубеждения того сословия, к которому он принадлежит, первоначальное образование, им полученное, - словом сказать, все соединилось семьдесят лет тому назад, - против того, чтобы 18-ти летний юноша променял все блага предстоящей ему карьеры на тяжкий труд художника.

Но молодой человек чувствовал свое призвание и, ободренный милостивыми словами императора Александра I, мудро провидевшего в нем высокое дарование. Смело вступил на тернистый путь русского художника. Впервые тогда Россия увидела в семье подвижников искусства графа, представителя одной из именитейших фамилий…»

«Лица, интересующиеся остатками древнего русского эпоса, которые еще хранятся в народной памяти в глуши нашего Севера, с живым  сочувствием отнеслись к мысли отделения этнографии русского Географического Общества – пригласить сюда одного из замечательнейших представителей этого отживающего мира эпической поэзии, крестьянина Олонецкой губернии Рябинина. Давно не видели в залах Географического Общества такого многочисленного собрания, как то, которое посвящено было отделением этнографии слушанию его былин и которое почтил своим присутствием председатель Общества, его императорское высочество великий князь Константин Николаевич. Отделение присудило Рябинину серебряную медаль, - едва ли не первого такого рода награду, которое наше Географическое Общество дает русскому крестьянину, а августейший председатель Общества удостоил его подарка, как нельзя более удачно выбранного для рапсода, воспевающего княженецкие пиры солнышка-Владимира – его высочество пожаловал ему серебряную чарку в древнем русском стиле...»

25 мая 1870 года в Дерпте на 74 году жизни скончался член Государственного Совета генерал-адъютант адмирал барон Фердинанд Петрович Врангель.

Покойник слишком полвека состоял на государственной службе и занимал высокие места в правительственной иерархии, был членом многих ученых обществ, между прочим почетным членом петербургской и французской академий наук, харьковского университета, нашего географического общества и друг., подвизался на трудном поприще полярных открытий и сошел в могилу, оставив по себе славную память.

Заслуги Фердинанда Петровича не нуждаются в новом письменном памятнике, пока будет существовать печатное слово и всемирный переворот не сотрет с лица земли залив на восточном берегу Аляски, мыс на Алеутских островах, остров в Крестовском заливе, гору в бывших наших владениях в Америке, наконец землю в Ледовитом океане. Носящие имя покойника, до тех пор имя барона Врангеля не забудется и в далеком потомстве…

…Татьяна Петровна Пассек, вдова некогда довольно известного даровитого писателя Вадима Васильевича Пассека (сконч. 1842 г.), с младенчества своего была поставлена в среду богатейшей древне-дворянской фамилии, старшим представителем которой был отец ее матери, Натальи Петровны Кучиной, генерал Петр Алексеевич Яковлев. Эта фамилия, в мужской ветви, ныне угасла. В свое же время, то есть в конце прошлого и в первые десятилетия текущего (XVIII-XIX вв. – адм.) столетия она соединяла в своей среде несколько чрезвычайно типических личностей.

Перо одного из талантливых писателей нашего времени воспроизвело уже несколько художнических бытовых картин, в которых ярко освещены члены этой фамилии. Это не отнимает, однако ни интереса, ни значения в воспоминаниях близкой родственницы, совоспитанницы и друга детства этого писателя. Если госпожа Пассек, при общности некоторых заметок с этим писателем, и вынуждена, в первых двух-трех главах, воспользоваться некоторыми из характеристик ее родственников, начертанных его мастерским пером, тем не менее. В последующих главах, у нее много и своих фактов, подмеченных тонко, чисто с женской наблюдательностью.

«Родился в семье директора канцелярии при наместнике Царства Польского. Получил хорошее домашнее образование, изучив несколько языков, а также познакомившись со славянскими наречиями.

В 1852 году окончил историко-филологический факультет Московского университета. По указаниям Хомякова начал заниматься санскритом и поместил в 1853 году в «Известиях II отдела Академии Наук» статью «О сродстве языка славянского с санскритским». Защитил диссертацию на степень магистра по теме «Об отношениях языка славянского к другим родственным». Занимался изучением истории прибалтийских славян. Автор работы о Кашубском Поморье, кашубах, словинцах и их языках — «Остатки славян на южном берегу Балтийского Моря», Санкт-Петербург, 1862 год…» В предлагаемом некрологе жизнь и деятельность умершего выглядела несколько иначе, так как само событие смерти произошло недавно. В этом особенность и преимущество нижеследующего текста.

«Туркменчайский трактат, заключенный с Персиею, положил конец неприязненным отношениям между нами и этою державою, ознаменовавшим первое двадцатипятилетние русского владычества в Закавказье. Вслед за восстановлением дружеских отношений наших, император Николай, указом правительствующему Сенату от 25 апреля 1828 года, учредил пост полномочного  министра при тегеранском дворе и генерального консула в Тавризе. В звание министра тогда же был назначен статский советник Грибоедов а консулом Н.С. Амбургер, - оба они были уже более или менее близко знакомы с Персией. В июне того же года Грибоедов оставил Петербург. На пути через Тифлис, он женился на княжне Нине Александровне Чавчавадзе, а 30 января следующего, 1829 года сделался жертвою неожиданной катастрофы, разразившейся над нашим посольством в Тегеране: почти в целом составе оно было умерщвлено разъяренною толпою персидской столицы.

Столь неслыханное происшествие не могло не нанести сильного удара достоинству России, в отношении которой так явно были нарушены международные права, но помимо политического значения событие это должно было невыразимо тяжело отозваться и среди всего образованного русского общества, которое в лице Грибоедова безвозвратно утратило творца бессмертной комедии, служащей лучшим украшением и родной литературы и родной сцены…»